А вообще-то я белая и пушистая...
Итак, я наконец-то дописала этот отчёт... точнее,опять что-то вроде "недофанфика"
Наверное,публиковать отчёт через полтора месяца после игры как-то странно, но внезапно обнаружившийся дед Лайн по фесту ориджей и предотпускная жесть на работе в совокупности не позволили сделать это раньше.
Для тех. к то не был на игре, спойлерить не буду - скажу только, что ни разу за свою не слишком богатую игровую карьеру не испытывала таких настоящих чувств на игре. И, наверное, уже не испытаю.
Ребята, спасибо вам всем - игрокам за то, что сыграли так, мастерам - за то, что не вмешались и дозволили... Всех люблю!
Говорит ЭрехорнВсё началось с того, что мы с Карнарином отправились на охоту.
Карнарин – воспитанник Оронвен, почти ещё мальчишка. Она зовёт его сыном, но даже если бы я и не знал, что это не совсем так – не поверил бы. Просто потому, что эту деву, при всём её очаровании, совершенно невозможно представить себе замужней. Ну, разве что... впрочем, сейчас не об этом.
Итак, Карнарин попросил взять его с собой на охоту – парень он любознательный, всему хочет обучиться, и правильно, я считаю. Я спросил у Маглора разрешения, получил его, и мы отправились в лес.
Охота не задалась. Сперва мы увидели роскошного кабана, но на другой стороне озера. Лодки у нас не было, конечно. Даже если попадёшь – потом целую лигу в обход тащиться? А если ещё и промахнёшься... не хватало только подранков плодить. Так что мы двинулись по другой дороге и ушли довольно далеко, прежде чем в кустах мелькнуло что-то крупнее белки. Впрочем, минуту спустя стало ясно, что это не зверь, а вполне двуногое существо, довольно беспечно приближающееся к нам. А ещё несколькими минутами спустя я с некоторым удивлением узнал своего соотечественника Эсгариллинна, известного в Оссирианде под прозвищем Флейтист.
Удивился я не слишком сильно – Флейтист, как и я когда-то, любил бродить по лесам в одиночку, только, в отличие от меня, из оружия имел разве что нож, и ума не приложу, как за все эти годы он не попался ни волку на зуб, ни орку на клинок. Особо злые языки утверждали, что он их (включая волков) насмерть заговаривает – что правда, то правда, поговорить он любил. И в этом плане он совсем не изменился – едва поздоровавшись и даже не спросив имени моего спутника, принялся излагать нам свою теорию восстановления гармонии мира с помощью музыкальных созвучий. В другие времена я бы охотно это обсудил (я-то считаю, что слово и вообще живой голос имеет больший вес, чем голос даже самого лучшего инструмента), но сейчас меня больше заинтересовало другое: его рассказ о новом городе в устье Сириона. Слухи о некоем поселении до нас уже доходили, но довольно неопределённые, так что было любопытно и полезно узнать всё из первых рук.
Рассказы Эсгариллина были достаточно неопределёнными – живя в городе, он даже имени правительницы не удосужился узнать. Но... его утверждение об «особой ауре» этого места, а ещё более – музыка, с помощью которой он старался отразить эту ауру... всё это наводило на совершенно конкретные мысли. И эти мысли мне совершенно не нравились.
Как потом выяснилось, у Карнарина возникли те же самые мысли. Скорее всего, мы вовсе не стали бы рассказывать никому об этой встрече, если бы некоторое время спустя к нашей занимательной беседе не присоединилась Оронвен, обеспокоенная долгим отсутствием воспитанника. И сразу же начала проявлять бдительность – кто, да откуда, да «а ты уверен, что это именно он?» В общем, мы быстренько свернули беседу и вернулись в крепость.
Там мы с Карнарином осторожно обсудили свои впечатления (ни он, ни я не хотели первым произносить вслух слово «сильмарилл») и были вынуждены признать, что «если что-то показалось двоим – это уже вряд ли показалось». И, не сговариваясь, пришли к решению не делиться своими догадками с другими. Конечно, если мы правы, то это недолго будет секретом, но чем дольше – тем лучше!
«Дольше» не получилось. Оронвен, конечно, сообщила о встрече Маэдросу, и нас начали расспрашивать. Ничего конкретного мы сказать и не могли, разве что я подтвердил, что это тот самый Флейтист, а не кто-то в его обличии (дар не подделаешь, тут уж без дураков). Оказывается, Амрас его неплохо помнил – ничего удивительного, Эсгариллин был довольно известным музыкантом, а Амрас достаточно долго прожил в Оссирианде, даже я с ним пересекался ещё до того, как встретился с Маглором. В результате лорды решили не полагаться на впечатления двух юных обормотов (ну да, это для Карнарина я «взрослый и опытный», а для того же Амраса, не говоря уже о старших…) и потребовали проводить их туда, где мы виделись с Эсгариллином. Я, конечно, надеялся, что мы его просто не встретим (ну не стоит же он там часами, мог и обратно в город уйти), но моим надеждам оправдаться было не суждено – он, как в старые добрые времена, бродил по лесу, наигрывая на флейте.
Лордам Флейтист сказал даже меньше, чем нам, но вполне достаточно, чтобы они почувствовали себя заинтригованными. И, что хуже, сыграл – а музыкант он лучший, чем рассказчик. В общем, решено было самим наведаться в этот загадочный город и посмотреть, что там к чему.
Город был как город – с военной точки зрения так себе, серьёзного штурма не выдержит, даже осады не понадобится. Видно было, что он возник недавно и в спешке, многие здания выглядели словно бы недостроенными – будто их обитатели торопились укрыться от непогоды, оставляя на потом украшения и удобства. В другое время я бы отправился прямиком в порт (никогда не видел настоящих кораблей, речные барки – не в счёт), но сейчас для любопытства не было ни времени, ни желания.
Дворец выглядел всё же дворцом – видимо, подданные к своей правительнице относились не просто почтительно, а как минимум уважительно. Приняли нас без малейшей теплоты, но и без особой настороженности – судя по тому, что на нагло торчащую из моего сапога рукоять охотничьего ножа (к которому я так привык, что просто забыл оставить при входе) так никто и не отреагировал. Видимо, репутация сыновей Феанора и их верных всё же оставалась чуть выше, чем казалось – в смысле, с волками-людоедами нас пока не ровняли. И даже проявляли некое подобие любезности.
В последнее время мне везло на встречи со старыми знакомыми. Едва войдя во дворец, я чуть ли не нос к носу столкнулся с Наурлотвен, которую не видел и о которой ничего не знал со времени нашей встречи в Дориате, где мне довелось поработать эдаким почтовым голубем… впрочем, это не важно. Новая встреча меня не особо обрадовала: во-первых, у меня были основания считать, что от её хорошего ко мне отношения мало что осталось, а во-вторых, присутствие бывшей няни дочери Диора почти не оставило места для сомнений. Впрочем, сомнениям в любом случае оставалось жить не более нескольких минут – пока мы не вошли в Зал Приёмов и не были официально представлены супруге Правителя, замещающей его на время отсутствия.
Которую, естественно, звали Эльвинг.
Вначале разговор складывался вполне мирно, касаясь в основном возможных совместных действий в случае нападения воинства Врага. Но чем дальше, тем больше в воздухе повисало напряжение. В конце концов, Маэдрос не выдержал и попросил возможности побеседовать с Эльвинг наедине, коя возможность ему и была немедленно предоставлена.
Я тем временем перемолвился словечком с Наурлотвен. Точнее, она со мной. Интересовал её не я, конечно, а судьба сыновей Диора, о которой я, впрочем, мог сказать немногое: только то, что из Дориата они ушли живыми и даже практически здоровыми, спасибо искусству Вайре и моему вранью (последнего я, разумеется, не озвучивал). Я искренне надеялся, что у мальчишек хватило ума и везения устроиться жить где-нибудь в глуши, как мои родители – по нынешним временам, единственный способ не впутаться в какую-нибудь кровавую заварушку.
Правители секретничали недолго. Вышел Маэдрос мрачнее тучи и сразу сказал, что мы немедленно возвращаемся. Долго мучать нас (а главное – братьев) неизвестностью он не стал, сразу рассказал главное: сильмарилл у Эльвинг, он потребовал вернуть камень, она обещала «всё обсудить» и сообщить своё решение в кратчайшие сроки. Цену отказа никто не стал даже озвучивать – и так всем всё было ясно.
По словам Маэдроса, поведение Эльвинг не давало особых надежд на положительный ответ. Всё же она была дочерью своего отца… а тот внуком своего деда, чтобы им обоим не знать счастливого посмертия. Но всё же всем хотелось надеяться на лучшее. Хотя бы на то, что Эльвинг не захочет повторения однажды пройденного.
Когда появились обещанные посланцы, тотчас стало ясно, что они привезли отказ. Женщина, назвавшаяся Аватьярель, произнесла целую речь, причём такую, словно мы уже стояли с обнажёнными мечами у ворот. Если она таким образом хотела добиться мира, то эффект оказался обратным. Зато её спутник охотно играл в «званого гостя», что было, на мой вкус, куда разумнее. Пока лорды обдумывали ответ, он даже успел научить меня любопытной игре-гаданию, принадлежности для которой прихватил с собой.
Я, конечно, проиграл. Просто потому, что для игры требуется сосредоточенность, а мои мысли были заняты совершенно другим.
Я не хотел этой войны!
Не просто не хотел в ней участвовать – это-то как раз никаких усилий не требовало, от формальной клятвы верности меня Маглор освободил ещё перед походом на Дориат. Я не хотел, чтобы она вообще была! Или, по крайней мере, чтобы в ней участвовали мои друзья – а Маглора я числил другом.
Вот только добиться этого было почти нереально.
Неплохим выходом был бы отказ войска (или, как минимум, большей его части) сражаться с сородичами. Но я очень быстро убедился, что эта цель недостижима: кому-то было всё равно, с кем сражаться, кто-то не хотел идти против присяги, да и тех, что всей душой поддерживал пресловутую Клятву, было немало. То есть уменьшить число потенциальных бойцов настолько, чтобы нападение стало невозможным, не получалось – а простое ослабление войска привело бы только к ещё большему количеству жертв. Попытаться воздействовать Словом? Ох, вряд ли из этого что-то выйдет. То есть я, конечно, собирался именно так и поступить, но в успех верил мало, прекрасно понимал, что Маглор меня переговорит. Оставалось одно: просто встать в воротах и заявить: «Только через мой труп». Вот так – в буквальном смысле слова. Если эта проклятая Клятва не останавливается перед кровью сородичей – может, кровь друга окажется преградой покрепче? Может, хотя бы Маглора удастся остановить? Нет, хорошо бы, конечно… но я всегда был эгоистом, по-настоящему меня волновали только те, кого я числил близкими.
Совещались лорды довольно долго. Потом Маэдрос объявил общий сбор и перед всеми сообщил послам своё решение: если жителям города так важно, чтобы Камень оставался в их стенах, то любой из его братьев готов поселиться там – с сильмариллом. Сказано это было таким тоном, что становилось ясно: в положительный ответ он не верит, но хочет сделать всё возможное. Ну, хотя бы для очистки совести.
Я был ему благодарен.
Посланцы Гаваней отбыли восвояси, а вскоре следом собралось наше посольство – как все были уверены, за отказом. Возглавил посольство Маглор. Меня он с собой не взял, хотя я напрашивался – велел «оставаться за старшего». Ну что ж, нарушение воинской дисциплины я предпочёл оставить до более серьёзного случая, который, как мне представлялось, был не за горами. Так что он с небольшим эскортом ушёл, а мы остались ждать.
Ожидание затягивалось. Сперва я был этому даже рад, но постепенно начал тревожиться: времени прошло более чем достаточно на путь туда и обратно. Ну ладно, Эльвинг не производила впечатления правительницы, способной на подлость вообще и в отношении посла в особенности, но существуют же ещё и неприятности в пути! Мало ли, что орков в этих краях до сего времени не замечено было – эти твари хуже плесени, сейчас нет, завтра есть, а Маглор взял с собой всего нескольких бойцов… да и такие вещи, как упавшее дерево или волчья стая, никто не отменял… В попытках бороться с дурными предчувствиями я болтался у ворот, неубедительно делая вид, что у меня там дело и постоянно сталкиваясь с Маэдросом, который никакого вида делать даже и не пытался – видимо, считал это ниже своего достоинства.
Когда я уже готов был просить разрешения отправиться на поиски, Маэдрос объявил боевую готовность. Не знаю, что он собирался сделать дальше, но именно в этот момент на дороге появился гонец – один из тех, кто ушёл с Маглором. К тому моменту, как он влетел в ворота, перед ними толпилось едва не всё население крепости. И слова «они согласились!», выдохнутые чуть ли не шёпотом, почему-то услышали все.
Только увидев, как один из верных Маэдроса бросился к нему с объятиями, а наш верховный лорд даже и не подумал пресечь этот порыв, я понял, до какой же степени всем нам не хотелось этой войны…
Песнь о мире, которого не могло быть.
Я помню: смерть стояла у дверей
Пока без дела,
Благословеньем проклятых камней
На нас глядела.
И безнадёжно-горькое «А вдруг?» -
Уже не веря.
Попытка прикрутить железный крюк
К бумажной двери.
Казалось всем: закон судьбы суров –
Не станут слушать.
Ехидный посвист северных ветров
Морозит души,
И вновь мечи напьются крови всласть
Забыв, что – братья,
И в слове «клятва» тот же корень «клясть»
Что и в «проклятье»…
Но будет много прощено тому –
Я верю с это –
Кто смог рискнуть загнать себя во Тьму
Во имя света.
И вечно будет бардов вдохновлять –
Я это знаю –
Та, что сумела ненависть сломать
Пройдя по краю.
И свод небес – внезапно голубой,
И ветер – южный,
И всё не так, как суждено Судьбой –
Но так, как нужно!
Наверное,публиковать отчёт через полтора месяца после игры как-то странно, но внезапно обнаружившийся дед Лайн по фесту ориджей и предотпускная жесть на работе в совокупности не позволили сделать это раньше.
Для тех. к то не был на игре, спойлерить не буду - скажу только, что ни разу за свою не слишком богатую игровую карьеру не испытывала таких настоящих чувств на игре. И, наверное, уже не испытаю.
Ребята, спасибо вам всем - игрокам за то, что сыграли так, мастерам - за то, что не вмешались и дозволили... Всех люблю!

Говорит ЭрехорнВсё началось с того, что мы с Карнарином отправились на охоту.
Карнарин – воспитанник Оронвен, почти ещё мальчишка. Она зовёт его сыном, но даже если бы я и не знал, что это не совсем так – не поверил бы. Просто потому, что эту деву, при всём её очаровании, совершенно невозможно представить себе замужней. Ну, разве что... впрочем, сейчас не об этом.
Итак, Карнарин попросил взять его с собой на охоту – парень он любознательный, всему хочет обучиться, и правильно, я считаю. Я спросил у Маглора разрешения, получил его, и мы отправились в лес.
Охота не задалась. Сперва мы увидели роскошного кабана, но на другой стороне озера. Лодки у нас не было, конечно. Даже если попадёшь – потом целую лигу в обход тащиться? А если ещё и промахнёшься... не хватало только подранков плодить. Так что мы двинулись по другой дороге и ушли довольно далеко, прежде чем в кустах мелькнуло что-то крупнее белки. Впрочем, минуту спустя стало ясно, что это не зверь, а вполне двуногое существо, довольно беспечно приближающееся к нам. А ещё несколькими минутами спустя я с некоторым удивлением узнал своего соотечественника Эсгариллинна, известного в Оссирианде под прозвищем Флейтист.
Удивился я не слишком сильно – Флейтист, как и я когда-то, любил бродить по лесам в одиночку, только, в отличие от меня, из оружия имел разве что нож, и ума не приложу, как за все эти годы он не попался ни волку на зуб, ни орку на клинок. Особо злые языки утверждали, что он их (включая волков) насмерть заговаривает – что правда, то правда, поговорить он любил. И в этом плане он совсем не изменился – едва поздоровавшись и даже не спросив имени моего спутника, принялся излагать нам свою теорию восстановления гармонии мира с помощью музыкальных созвучий. В другие времена я бы охотно это обсудил (я-то считаю, что слово и вообще живой голос имеет больший вес, чем голос даже самого лучшего инструмента), но сейчас меня больше заинтересовало другое: его рассказ о новом городе в устье Сириона. Слухи о некоем поселении до нас уже доходили, но довольно неопределённые, так что было любопытно и полезно узнать всё из первых рук.
Рассказы Эсгариллина были достаточно неопределёнными – живя в городе, он даже имени правительницы не удосужился узнать. Но... его утверждение об «особой ауре» этого места, а ещё более – музыка, с помощью которой он старался отразить эту ауру... всё это наводило на совершенно конкретные мысли. И эти мысли мне совершенно не нравились.
Как потом выяснилось, у Карнарина возникли те же самые мысли. Скорее всего, мы вовсе не стали бы рассказывать никому об этой встрече, если бы некоторое время спустя к нашей занимательной беседе не присоединилась Оронвен, обеспокоенная долгим отсутствием воспитанника. И сразу же начала проявлять бдительность – кто, да откуда, да «а ты уверен, что это именно он?» В общем, мы быстренько свернули беседу и вернулись в крепость.
Там мы с Карнарином осторожно обсудили свои впечатления (ни он, ни я не хотели первым произносить вслух слово «сильмарилл») и были вынуждены признать, что «если что-то показалось двоим – это уже вряд ли показалось». И, не сговариваясь, пришли к решению не делиться своими догадками с другими. Конечно, если мы правы, то это недолго будет секретом, но чем дольше – тем лучше!
«Дольше» не получилось. Оронвен, конечно, сообщила о встрече Маэдросу, и нас начали расспрашивать. Ничего конкретного мы сказать и не могли, разве что я подтвердил, что это тот самый Флейтист, а не кто-то в его обличии (дар не подделаешь, тут уж без дураков). Оказывается, Амрас его неплохо помнил – ничего удивительного, Эсгариллин был довольно известным музыкантом, а Амрас достаточно долго прожил в Оссирианде, даже я с ним пересекался ещё до того, как встретился с Маглором. В результате лорды решили не полагаться на впечатления двух юных обормотов (ну да, это для Карнарина я «взрослый и опытный», а для того же Амраса, не говоря уже о старших…) и потребовали проводить их туда, где мы виделись с Эсгариллином. Я, конечно, надеялся, что мы его просто не встретим (ну не стоит же он там часами, мог и обратно в город уйти), но моим надеждам оправдаться было не суждено – он, как в старые добрые времена, бродил по лесу, наигрывая на флейте.
Лордам Флейтист сказал даже меньше, чем нам, но вполне достаточно, чтобы они почувствовали себя заинтригованными. И, что хуже, сыграл – а музыкант он лучший, чем рассказчик. В общем, решено было самим наведаться в этот загадочный город и посмотреть, что там к чему.
Город был как город – с военной точки зрения так себе, серьёзного штурма не выдержит, даже осады не понадобится. Видно было, что он возник недавно и в спешке, многие здания выглядели словно бы недостроенными – будто их обитатели торопились укрыться от непогоды, оставляя на потом украшения и удобства. В другое время я бы отправился прямиком в порт (никогда не видел настоящих кораблей, речные барки – не в счёт), но сейчас для любопытства не было ни времени, ни желания.
Дворец выглядел всё же дворцом – видимо, подданные к своей правительнице относились не просто почтительно, а как минимум уважительно. Приняли нас без малейшей теплоты, но и без особой настороженности – судя по тому, что на нагло торчащую из моего сапога рукоять охотничьего ножа (к которому я так привык, что просто забыл оставить при входе) так никто и не отреагировал. Видимо, репутация сыновей Феанора и их верных всё же оставалась чуть выше, чем казалось – в смысле, с волками-людоедами нас пока не ровняли. И даже проявляли некое подобие любезности.
В последнее время мне везло на встречи со старыми знакомыми. Едва войдя во дворец, я чуть ли не нос к носу столкнулся с Наурлотвен, которую не видел и о которой ничего не знал со времени нашей встречи в Дориате, где мне довелось поработать эдаким почтовым голубем… впрочем, это не важно. Новая встреча меня не особо обрадовала: во-первых, у меня были основания считать, что от её хорошего ко мне отношения мало что осталось, а во-вторых, присутствие бывшей няни дочери Диора почти не оставило места для сомнений. Впрочем, сомнениям в любом случае оставалось жить не более нескольких минут – пока мы не вошли в Зал Приёмов и не были официально представлены супруге Правителя, замещающей его на время отсутствия.
Которую, естественно, звали Эльвинг.
Вначале разговор складывался вполне мирно, касаясь в основном возможных совместных действий в случае нападения воинства Врага. Но чем дальше, тем больше в воздухе повисало напряжение. В конце концов, Маэдрос не выдержал и попросил возможности побеседовать с Эльвинг наедине, коя возможность ему и была немедленно предоставлена.
Я тем временем перемолвился словечком с Наурлотвен. Точнее, она со мной. Интересовал её не я, конечно, а судьба сыновей Диора, о которой я, впрочем, мог сказать немногое: только то, что из Дориата они ушли живыми и даже практически здоровыми, спасибо искусству Вайре и моему вранью (последнего я, разумеется, не озвучивал). Я искренне надеялся, что у мальчишек хватило ума и везения устроиться жить где-нибудь в глуши, как мои родители – по нынешним временам, единственный способ не впутаться в какую-нибудь кровавую заварушку.
Правители секретничали недолго. Вышел Маэдрос мрачнее тучи и сразу сказал, что мы немедленно возвращаемся. Долго мучать нас (а главное – братьев) неизвестностью он не стал, сразу рассказал главное: сильмарилл у Эльвинг, он потребовал вернуть камень, она обещала «всё обсудить» и сообщить своё решение в кратчайшие сроки. Цену отказа никто не стал даже озвучивать – и так всем всё было ясно.
По словам Маэдроса, поведение Эльвинг не давало особых надежд на положительный ответ. Всё же она была дочерью своего отца… а тот внуком своего деда, чтобы им обоим не знать счастливого посмертия. Но всё же всем хотелось надеяться на лучшее. Хотя бы на то, что Эльвинг не захочет повторения однажды пройденного.
Когда появились обещанные посланцы, тотчас стало ясно, что они привезли отказ. Женщина, назвавшаяся Аватьярель, произнесла целую речь, причём такую, словно мы уже стояли с обнажёнными мечами у ворот. Если она таким образом хотела добиться мира, то эффект оказался обратным. Зато её спутник охотно играл в «званого гостя», что было, на мой вкус, куда разумнее. Пока лорды обдумывали ответ, он даже успел научить меня любопытной игре-гаданию, принадлежности для которой прихватил с собой.
Я, конечно, проиграл. Просто потому, что для игры требуется сосредоточенность, а мои мысли были заняты совершенно другим.
Я не хотел этой войны!
Не просто не хотел в ней участвовать – это-то как раз никаких усилий не требовало, от формальной клятвы верности меня Маглор освободил ещё перед походом на Дориат. Я не хотел, чтобы она вообще была! Или, по крайней мере, чтобы в ней участвовали мои друзья – а Маглора я числил другом.
Вот только добиться этого было почти нереально.
Неплохим выходом был бы отказ войска (или, как минимум, большей его части) сражаться с сородичами. Но я очень быстро убедился, что эта цель недостижима: кому-то было всё равно, с кем сражаться, кто-то не хотел идти против присяги, да и тех, что всей душой поддерживал пресловутую Клятву, было немало. То есть уменьшить число потенциальных бойцов настолько, чтобы нападение стало невозможным, не получалось – а простое ослабление войска привело бы только к ещё большему количеству жертв. Попытаться воздействовать Словом? Ох, вряд ли из этого что-то выйдет. То есть я, конечно, собирался именно так и поступить, но в успех верил мало, прекрасно понимал, что Маглор меня переговорит. Оставалось одно: просто встать в воротах и заявить: «Только через мой труп». Вот так – в буквальном смысле слова. Если эта проклятая Клятва не останавливается перед кровью сородичей – может, кровь друга окажется преградой покрепче? Может, хотя бы Маглора удастся остановить? Нет, хорошо бы, конечно… но я всегда был эгоистом, по-настоящему меня волновали только те, кого я числил близкими.
Совещались лорды довольно долго. Потом Маэдрос объявил общий сбор и перед всеми сообщил послам своё решение: если жителям города так важно, чтобы Камень оставался в их стенах, то любой из его братьев готов поселиться там – с сильмариллом. Сказано это было таким тоном, что становилось ясно: в положительный ответ он не верит, но хочет сделать всё возможное. Ну, хотя бы для очистки совести.
Я был ему благодарен.
Посланцы Гаваней отбыли восвояси, а вскоре следом собралось наше посольство – как все были уверены, за отказом. Возглавил посольство Маглор. Меня он с собой не взял, хотя я напрашивался – велел «оставаться за старшего». Ну что ж, нарушение воинской дисциплины я предпочёл оставить до более серьёзного случая, который, как мне представлялось, был не за горами. Так что он с небольшим эскортом ушёл, а мы остались ждать.
Ожидание затягивалось. Сперва я был этому даже рад, но постепенно начал тревожиться: времени прошло более чем достаточно на путь туда и обратно. Ну ладно, Эльвинг не производила впечатления правительницы, способной на подлость вообще и в отношении посла в особенности, но существуют же ещё и неприятности в пути! Мало ли, что орков в этих краях до сего времени не замечено было – эти твари хуже плесени, сейчас нет, завтра есть, а Маглор взял с собой всего нескольких бойцов… да и такие вещи, как упавшее дерево или волчья стая, никто не отменял… В попытках бороться с дурными предчувствиями я болтался у ворот, неубедительно делая вид, что у меня там дело и постоянно сталкиваясь с Маэдросом, который никакого вида делать даже и не пытался – видимо, считал это ниже своего достоинства.
Когда я уже готов был просить разрешения отправиться на поиски, Маэдрос объявил боевую готовность. Не знаю, что он собирался сделать дальше, но именно в этот момент на дороге появился гонец – один из тех, кто ушёл с Маглором. К тому моменту, как он влетел в ворота, перед ними толпилось едва не всё население крепости. И слова «они согласились!», выдохнутые чуть ли не шёпотом, почему-то услышали все.
Только увидев, как один из верных Маэдроса бросился к нему с объятиями, а наш верховный лорд даже и не подумал пресечь этот порыв, я понял, до какой же степени всем нам не хотелось этой войны…
Песнь о мире, которого не могло быть.
Я помню: смерть стояла у дверей
Пока без дела,
Благословеньем проклятых камней
На нас глядела.
И безнадёжно-горькое «А вдруг?» -
Уже не веря.
Попытка прикрутить железный крюк
К бумажной двери.
Казалось всем: закон судьбы суров –
Не станут слушать.
Ехидный посвист северных ветров
Морозит души,
И вновь мечи напьются крови всласть
Забыв, что – братья,
И в слове «клятва» тот же корень «клясть»
Что и в «проклятье»…
Но будет много прощено тому –
Я верю с это –
Кто смог рискнуть загнать себя во Тьму
Во имя света.
И вечно будет бардов вдохновлять –
Я это знаю –
Та, что сумела ненависть сломать
Пройдя по краю.
И свод небес – внезапно голубой,
И ветер – южный,
И всё не так, как суждено Судьбой –
Но так, как нужно!
@темы: моё натворение, фандомное
А Даэглор в какой-то момент был ему учителем, через что Даэглору он тоже верил.
Короче Даэглор - это уже легенда, блин.
Не, ну заставлять разрываться между двумя преданностями, да ещё мальчишку... ой.
А то я тоже пока не могу.
Fastiell, а если у правителя крыша съехала? Я вот всё думаю: что Саурон за образец брал, когда своё колечко ковал? Как-то по воздействию на носителя очень похоже.
ЗЫ: народ, если вам этот разговор не в радость - прекратим. Я ж не в порядке холивара.
Взять свое тайно - воровство в любом случае.
eamele, просто большое человеческое и игроцкое спасибо за вот эту позицию по поводу воровства. Это примерно то, что сказал бы я, если б говорил не за Атаринке, а за кого менее искажённого.)
Попал в плен - значит, собственность
взять - но не тайком спереть.
Если вещь не валяется бесхозной, а находится в чьих-то руках и этот кто-то отдавать её не хочет, то взять можно только тайком. Или силой.
Народ, кто хорошо ориентируется в текстах - было где-то о праве собственности и об отношении к оной у эльфов! Не вспомните?
Fastiell, Диора - возможно, он мог считать, что фиг его замечательный город возьмут, да и вообще мог не слишком понимать, насколько всё серьёзно (типа "покипешат и уйдут, не будут же они в самом деле воевать со своими?!"). А вот Эльвинг должна была понимать, чем её отказ грозит. Причём лучше, чем кто-либо другой. Тут даже дело не в том, насколько считать справедливыми притязания той и другой стороны на владение Камнем (имхо - в примерно равной степени), тут вопрос в том, готов ли ты его удерживать любой ценой - ну вот в буквальном смысле любой. И отмазка на счёт "благословения", которое наличие Камня приносило Гаваням, тут не канает - лучше жить похуже, чем не жить вообще.
Насколько я помню, Эдайн (в смысле, те три дома, которым после Нуменор достался) учились у эльфов. Могу предположить, что в этом вопросе тоже.
Про остальных не в курсе.
На игре - да, помню. А в каноне как? /если что, я правда не помню, а посмотреть под рукой нету/
Then Elwing and the people of Sirion would not yield the jewel which Beren had won and Lúthien had worn, and for which Dior the fair was slain; and least of all while Eärendil their lord was on the sea, for it seemed to them that in the Silmaril lay the healing and the blessing that had come upon their houses and their ships.
Но Эльвинг и народ Сириона не согласились уступить камень, который добыл Берен, который носила Лютиэн и ради которого убили Диора; во всяком случае, не в то время, пока Эарендил, их правитель, был в море, поскольку им казалось, что в Сильмарилле было заключено исцеление и благословение, снизошедшее на их дома и корабли.
Кривой перевод мой, если что. Важная часть здесь — Elwing and the people of Sirion, Эльвинг и народ. Не одна она принимала решение, нет.)
То есть напрашивающееся решение, если уж отдавать так не хочется (ну, тут её понять в принципе можно): вывезти подальше в море и выкинуть. И сказать: "Нужен - ищите на дне". То есть феаноринги, конечно, феаноринги, но рушить город просто из мести вряд ли станут.
Ага, ясно, то есть народ всё же спросили. Эпос такой эпос...
До меня дошло только когда я сложила кусочки пазла и поняла, что если бы не этот её поступок, Войны Гнева бы не было. Это тот самый случай, который был, например, у Финрода в Нарготронде — выбор между разумом и нравственностью. Я как Атаринке, например, всегда в такой ситуации выберу разум — и всегда буду неправ, ага.)
Эльвинг — очень светлый и любимый автором персонаж, в каноне только такие могут творить чудеса вроде приведения на хвосте воинства Валар. И она, мне кажется, просто знала, как будет правильно. Выбор страшный, выбор сложный, но выбор в итоге верный.
А вот ни фига, не между разумом и нравственностью, поскольку нравственность тут как раз на стороне разума. Но в рамках сказочного мира можно считать, что тут включается некое предопределение, Веление Судьбы в буквальном смысле слова, которое "отключает" и разум, и нравственность. То есть никакого сознательного выбора нет вообще - есть нечто типа транса.
Увы, я снова цитирую один из переводов.
И тут всё довольно странно:
читать?
а вот как было с этим у людей в мире Толкина, как думаешь?
Насколько я помню, среди тёмных людей в Арде зачиповано рабовладение. В "детях Хурина" было об этом. Среди светлых - видимо, вряд ли)
Насчёт выкрадывания Сильмарилла. Выходит немного противоречиво:
читать?
а если у правителя крыша съехала? Я вот всё думаю: что Саурон за образец брал, когда своё колечко ковал? Как-то по воздействию на носителя очень похоже.
читать?
Добавьте, что ли, обратно, или скопируйте оттуда ответ?
И в ВК, кажется, было. Во всяком случае, люди в рабстве у Мордора точно были, хотя, кажется, не сказано точно, чтобы они были при этом в рабстве именно у других людей.
Бильбо, опять же выкрадывающий Аркенстон, что, конечно, автор оценивает уже более неоднозначно, чем первое, но оно таки идёт во благо в конце концов.
Да, но маленькое уточнение: Бильбо действовал не совсем от разума. Аркенстон попался ему на глаза случайно, дальше было нечто похожее на „мою прелесть”.
Интересно, что что-то похожее, вроде как, ещё и у Палантиров проявляется.
И у них, и у Аркенстона, ага.)