Не прошло и три года, а всего-то два месяца, и вот автор-слоупок таки дописал отчёт с Гондолинки. Правда, как всегда получился скорее фанфик, но я честно старался придерживаться таймлайна
читать дальшеМоё имя – Лэндол. Наверное, я был слишком беспокойным ребёнком, и родители мечтали о сне как о высшем благе. Или, наоборот, слишком любил поспать… не знаю. Вовремя не спросил, а теперь – не у кого.
Я как раз готовился отметить совершеннолетие, когда к нам пришла беда. Чёрная орда появилась внезапно и затопила всё вокруг. Отбиться было немыслимо, уйти всем – невозможно. Детей и часть женщин под охраной нескольких подростков – я был старшим – отправили в лес, последней тропой, что ещё оставалась свободной. Мама осталась с отцом, как он ни уговаривал её уйти. Я тоже хотел остаться, но отец не позволил. Сказал: «Позаботься о сестре». Больше мы их с мамой живыми не видели.
Сестра моя, Эсгариэль, младше меня всего на десять лет. Едва справив совершеннолетие, она влюбилась в бродягу-охотника, чьё имя – Фанрандир, бродячее облако – вполне отражало суть. Впрочем, после свадьбы он остепенился, и у меня не было ни единого повода осудить выбор сестрёнки.
Немногие годы спустя и я нашёл свою судьбу в лице милой Лаэрвен – нашёл, чтобы вскоре потерять. Весною звалась она, весной и осталась, ибо ушла в неизведанную даль, едва переступив порог летней поры, что наступает в жизни женщины с рождением первенца.
Мы жили в небольшом селении на реке Малдуин, в верховьях Сириона, и считали себя в безопасности, укрытые с одной стороны мечами нолдор, а с другой – топями Сереха. Но безопасности не было в этом мире…
Моему племяннику, Тайлотиону, сровнялось десять лет, а дочке, Тириндэль, не было ещё года, когда орки прорвались через перевалы в Дортонион, и началось то, что после назовут Дагор Аглареб. Я, как и почти все мужчины окрестных селений, присоединился к войску, идущему на помощь младшим арфингам. Нам и в голову не пришло, что война может добраться до наших домов, ведь основной удар был направлен на крепости нагорья, наши селения оставались далеко в стороне… нам казалось, что в стороне.
Мы ошибались.
Отряд орков, напавший на наше селение, был невелик, но остановить их было практически некому. Эсгариэль с племянником успели скрыться в лесу. Лаэрвен – нет. Тириндэль уцелела чудом – скорее всего, мать в последний момент накинула на неё маскировочный плащ, и орки просто не заметили крохотное тельце.
Вернувшись в разорённое селение, мы с Фанрандиром не стали заново отстраиваться, а забрали Эсгариэль с детьми и переселились в Невраст. Мне в тот момент было всё равно куда, лишь бы подальше от угрозы с севера. Я потерял жену – и хотел во что бы то ни стало сохранить дочь.
Именно в Неврасте мы познакомились с лордом Эгалмотом, а после и работали с ним вместе некоторое время. Его заинтересовало оружие из чёрной бронзы, той, что прочнее иной стали, и мы пробовали подобрать такое сочетание присадок, которое придало бы клинкам некоторую гибкость. Не скажу, что совсем безуспешно.
Когда государь Тургон позвал свой народ переселиться в тайный город в горах, Эгалмот предложил нам присоединиться к его Дому. Я согласился не колеблясь. Фанрандир тоже, хотя его и смущала перспектива никогда больше не видеться с сестрой и родителями. Но мы оба не хотели, чтобы с Эсгариэль и с нашими детьми случилось то, что уже стряслось с Лаэрвен.
Признаюсь, вначале было довольно сложно привыкнуть жить в пусть и довольно большом, но замкнутом пространстве. Давил сам факт замкнутости. Но ко всему привыкаешь рано или поздно. Тириндэль и Тайлотиону было проще – они попали в долину совсем юными. Но и мы с сестрой постепенно обжились и приспособились. Я стал меньше уделять внимание охоте, которая тут была сильно ограничена, а больше – кузнечному делу, бывшему прежде скорее бытовой необходимостью вроде шитья и готовки. Кроме того, я внезапно увлёкся строительством и время от времени перестраивал наше жилище или менял убранство покоев, стараясь сделать их максимально красивыми и удобными. Общаясь с нолдор, я полюбил драгоценные камни, к которым прежде был довольно-таки равнодушен, научился видеть в них не только вызывающий блеск, но и внутреннюю красоту, совершенство соразмерности, определять ту тонкую грань, что разделяет яркость и пестроту, пышность и вульгарность. Хотя ювелиром в полном смысле я так и не стал, предпочитая серебру сталь, золоту бронзу, а серьгам и ожерельям – мечи и кинжалы, которые, как я опасался, рано или поздно пригодятся и гондолодрим. А вот Тириндэль готова была проводить в ювелирной мастерской всё время, свободное от тренировок и заботы об оружии. Чем немало огорчала свою тётушку, полагающую, что девушке должно думать о правильном подборе причёски к лицу и пояса к платью, а не присадок к металлу или оперения к стрелам. Наверное, я был неправ, обучая дочку воевать… но не мог отделаться от мысли, что если бы наши женщины лучше умели защитить себя, то Лаэрвен осталась бы жива. И потому учил дочь стрелять и биться на мечах наравне с племянником и радовался, если она находила других учителей, более искусных, а потом показывала неизвестные мне приёмы.
Дни слагались в года, года – в десятилетия и столетия, и казалось, что так будет всегда. Но нет, наверное, ничего вечного, и уж тем более не могла вечно длиться безмятежность в мире, охваченном войной. И настал день, когда в город пришёл измученный гонец, и распространился слух, что он принёс нашему государю письмо от его брата. Слухи недолго оставались слухами: вскоре было официально объявлено, что Фингон призывает брата присоединиться к союзу, объединившему эльфов и людей во имя надежды окончательно покончить с Чёрной крепостью и её владыкой. «Пришёл и наш час», – сказал государь Тургон, и немного нашлось тех, кто с ним не согласился. Разумеется, наш Дом Небесной дуги, где каждый первый был лучником, а каждый второй – оружейником, не остался в стороне. К моему бесконечному сожалению, моя дочь тоже пожелала вступить в ряды войска. Я был против и не скрывал этого, но Тириндэль поступила хитро, заменив согласие отца приказом лорда. Дисциплина есть дисциплина – мне пришлось смириться.
Что рассказать о битве? Битвой Несчётных Слёз назовут её, и название это справедливо. Говорили потом о предательстве одного из человеческих родов, но, как по мне, так причины поражения крылись в другом: мы ничего не могли противопоставить таким порождениям злой воли Врага, как драконы и огненные балроги. От их пламени не было спасения, даже ливень, хлынувший в первый же миг битвы, не мог его притушить. И если дракона можно было хотя бы отогнать на время копьями и стрелами, то против балрогов наше оружие было полностью бессильно.
Лучники нашего Дома прикрывали левый фланг. Однако ещё прежде, чем наши колчаны опустели, войска сблизились настолько, что нам пришлось браться за мечи. Я старался держаться рядом с дочерью, но в сумятице боя в какой-то момент потерял из виду и её, и племянника. Кажется, чей-то клинок скользнул по бедру, впрочем, в горячке боя не замечают и более серьёзных ранений. Некоторое время казалось, что мы удержим позиции, что всё ещё может измениться в нашу пользу… и тут рядом оказался дракон. Именно «оказался», хотя, казалось бы, проглядеть приближение этой туши невозможно. И всё же поток яростного пламени, сметающего всё на пути, возник почти неожиданно. Меня зацепило самым краешком – огненный лепесток, оторвавшийся от ослепительного цветка, прекрасный и смертоносный. Даже боли не было, только запах палёного – впрочем, всякому, работавшему с расплавленным металлом или стеклом, известно, что такие ожоги начинают болеть далеко не сразу. К счастью – я, по крайней мере, мог идти и даже немного помогать другим.
Мы отступали. Я назвал бы это бегством, но, к нашей чести, мы сохранили хотя бы столько воли, чтобы уходить организованно. Говорили, что погиб Фингон. О судьбе других предводителей ничего определённого не было известно – вроде бы, они уцелели, во всяком случае, свидетелей их гибели не нашлось. На какое-то время я примкнул к тем, кто собрался вокруг Тургона. Государь был ранен, как, увы, почти все из нас, но считал, видимо, своим долгом прикрывать отступление. Отступление в никуда, как нам казалось, ибо мы были не в праве привести врага к порогу домов, где оставили наших женщин и детей. Но то ли и впрямь милость Ульмо была нам явлена, то ли то была магия короля и других, кто прикоснулся к умениям Высших, а, быть может, сама земля укрывала тех, кто умел ценить и преумножать её красоту. Распрямлялась трава, примятая нашими ногами, наскоро вырытые могилы на глазах затягивал мох и плети вьюнков, и туман укутал всё вокруг, скрывая нас от вражьих глаз.
Лишь убедившись, что погоня потеряла наш след, мы повернули домой.
Я шёл рядом с Эгалмотом, помогая ему по мере сил. Наш лорд был серьёзно ранен и еле переставлял ноги, в другое время никто не позволил бы ему идти пешком – да и мне, если на то пошло, – но сейчас было слишком много тех, кто и вовсе не мог держаться на ногах, и слишком мало тех, кто мог их нести. Мои ожоги не были перевязаны – у целителей закончилась противоожоговая мазь, без неё накладывать повязки было бессмысленно, но обугленная корка пока что держалась, а боль притупляло укрепляющее питьё, которое, по счастью, ещё имелось. Временами я кидал взгляд на дочь – она шла рядом с незнакомцем, судя по одежде и снаряжению, из числа хитлумцев, то ли поддерживая его, то ли сама на него опираясь. Он тоже был ранен – верно, и оказался здесь, вытащенный из кровавой каши кем-то из гондолинских целителей. Позже хитлумец подошёл к нам. Я ждал чего угодно, но только не слов: «Как прекрасна твоя дочь!» Нет, моя девочка, конечно, очаровательна, и это не только моё мнение, но девичья красота плохо согласуется с грязью, кровью и драной одеждой. Даже Эгалмот, у которого, кажется, все силы уходили на то, чтобы не упасть, изумлённо поднял голову: «Как ты умудрился это разглядеть?!» Хитлумец – кажется, он был совсем молод – только плечами пожал. Похоже, для него вопрос был из разряда риторических.
Наконец мы достигли границ Долины. Нас уже встречали – кто-то с радостью кидаясь к выжившим родичам, кто-то – в отчаянной надежде расспрашивая о тех, кого не видел среди вернувшихся… Я предоставил Эгалмота заботам леди Тиннэль, а сам немного задержался, раздумывая, добраться ли до Палат Исцеления или остаться дома и попытаться лечиться самостоятельно. Всё же здравый смысл победил, и я лишь оставил в доме оружие, благо, это было по пути. Да и идти без лишней тяжести оказалось куда проще.
Стоило позволить себе чуть-чуть расслабиться, как усталость и боль взяли своё – не знаю, как я не свалился где-нибудь посреди улицы. Замотанная целительница обработала мои ожоги со сноровкой, говорившей, увы, о немалой уже практике. Потом меня устроили поудобнее, напоили восстанавливающим силы зельем (очень вкусным, кстати) и велели отдыхать – приказ, которому я охотно подчинился, благо, от противоожоговой мази боль почти утихла.
Немного придя в себя, я начал выяснять, как дела у остальных. Племянника я не заметил, может быть, его перевязали и отпустили. Тириндэль была тут, но, судя по её виду, быстро шла на поправку. Из нашего Дома серьёзнее всех пострадал лорд Эгалмот, правда, целители заверили, что с ним тоже всё будет в порядке, хотя выздоровление потребует времени.
Потом я с удивлением обнаружил Эсгариэль, сидящую у постели уже знакомого мне хитлумца. Выяснилось, что юноша – его звали Антайон – сын сестры её мужа, то есть, получается, наш родич. «Не кровный», – поспешил уточнить он. Я несколько удивился – какая, в сущности, разница? – но потом заметил взгляды, которыми они обменивались с Тириндэль, и про себя усмехнулся. Ну что ж, юноша производил приятное впечатление, и я сам был немногим старше, когда однажды встретил в лесу темноволосую деву, угостившую меня малиной…
Предчувствие меня не обмануло: едва мы все успели выбраться из Палат исцеления, Антайон по всей форме просил у меня руки дочери. Тириндель стояла рядом, скромно опустив глазки и сияя ярче собственной брошки, так что её мнения можно было уже и не спрашивать. Я, впрочем, спросил – исключительно для соблюдения формальностей. Сомнений в её ответе у меня не было.
Помолвку отметили тотчас же, ввиду траура очень скромно, пригласив, кроме родичей, только лорда Эгалмота и леди Тиннэль с дочерью. В разгар праздника к нам заглянула принцесса Идриль, сообщившая, что государь призывает всех на площадь, дабы достойно помянуть павших в битве. Мы поторопились закончить обряд и присоединились к остальным жителям города. Государь выглядел ещё не до конца оправившимся, верно, его раны были более серьёзными, чем он старался показать. Он произнёс несколько слов в память не вернувшихся с поля боя, потом по рукам пошла поминальная чаша. Кто-то пил молча, кто-то желал ушедшим лёгкой дороги или доброго посмертия. Когда опустевшая чаша вернулась в руки короля, в круг вышел слепой менестрель Иленаро из Дома Золотого цветка. После он обмолвился, что та песня была сложена в иное время и об ином, но даже если так – в этот миг она была правильна и уместна.
Окончательно оправившись от ран, лорд Эгалмот загорелся идеей создать оружие и доспехи, с которыми можно было бы выйти против барлога. Ему взялись помогать лорд Эктелион из Дома Фонтана и Виллириэль из Дома Ласточки. Я тоже участвовал в работе, правда, только в роли подмастерья. В таком деле не обойтись без серьёзного волшебства, а мои немногочисленные умения лежали совсем в других областях: не замечать какое-то время боль от травмы, договориться с деревом в лесу, чтобы сомкнуло листья, пряча от дождя или ненужного взгляда, уговорить разгореться мокрый хворост и тому подобные полезные мелочи. Так что на мою долю доставалось в основном раздувание мехов и прочие подсобные работы.
Дело оказалось непростым, ну да и мастера за него взялись серьёзные. Наконец, удалось создать доспехи, защищавшие тело от самого жаркого огня, который мы только могли раздуть в своей кузнице. На очереди было создание оружия, но этого мне увидеть уже не довелось.
В тот день я с утра взялся обрабатывать бронзовую заготовку для кинжала – свой, испытанный, уходя на войну, отдал Эсгариэль, да так и не стал забирать обратно. Вскоре в мастерскую заглянула Анориэль, младшая дочка нашего лорда, совсем юная дева, ещё не достигшая совершеннолетия. Заинтересовавшись, она попросила разрешения взять вторую заготовку и попробовать самой. Я показал, что и как надо делать, и девочка увлечённо принялась за работу.
Мы работали вдвоём, пока к нам не заглянул Антайон, напомнивший мне про дежурство на воротах. Он охотно участвовал в жизни нашего Дома, хотя формально к нему не примкнул – как мне казалось, в тайной надежде добиться дозволения государя вернуться в Хитлум, где оставалась его мама (отец, родом из нолдор, погиб во время Дагор Браголах). Может, он потому и не торопил Тириндель со свадьбой, что хотел сыграть её дома, в присутствии матери? Не знаю. Они не говорили, а я не спрашивал, ибо убеждён, что от непрошенного вмешательства родителей в личную жизнь детей могут проистечь только беды.
Я оставил Анориэль возиться с кинжалом, а сам прихватил меч и отправился с Антайоном к воротам. Едва мы успели принять пост, как на дороге появились двое, одним из которых вне всяких сомнений был человек, хоть и облачённый в эльфийский доспех. Его спутник, эльф из внешней стражи, просил без задержки пропустить их в город, к государю, ибо они несут важную весть. Глядя им вслед, Антайон задумчиво промолвил, что внешность человека кажется ему знакомой, хотя его самого вроде бы никогда не встречал. Некоторое время мы обсуждали происшествие, сойдясь на том, что коли вести важные, то вскоре станут известны всем, так что и гадать нечего.
Дальнейшее дежурство прошло без происшествий. Антайон поспешил домой в надежде узнать новости, а я задержался у строящихся ворот, седьмых по счёту. Там работали эльфы из Дома Крота – эти ворота, строящиеся целиком из металла, были идеей их лорда, племянника государя. Меня заинтересовали способы соединания крупных металлических конструкций, и я предложил помощь. Её охотно приняли, в таких делах рабочих рук вечно или переизбыток, или нехватка. Когда опора, над которой мы работали, была закончена, я всё же отправился в город.
И тут произошло одно из тех внешне мелких событий, которые резко меняют жизнь.
Навстречу мне по дороге шёл Иленаро, а за его спиной быстро наползала грозовая туча. Меня не удивило, что слепой идёт в одиночестве – за века не странно изучить небольшую, в сущности, долину вдоль и поперёк до последнего камушка под ногой. Но я всё же счёл своим долгом спросить, что погнало его в путь в такую погоду. Он ответил, что дело его не терпит промедления: его близкий друг, пропавший во время Нирнаэт, прислал ему осанвэ, что лежит в горах, обессиленный, и просил помощи. В заключение Иленаро спросил, не соглашусь ли я пойти с ним. Разумнее было бы добежать до города и сообщить хотя бы стражам внутренних ворот, куда и зачем мы идём, но я рассудил, что до темноты меня никто не хватится, а в таком деле может быть дорога каждая минута. Честно сказать, мне не пришло тогда в голову, что он тоже отправился в путь, никого не предупредив.
Из Долины мы выбрались через одну из шахт, за века пронизавших окрестные горы. И, спустя недолгое время, наткнулись на засаду орков. Шансов у нас не было: Иленаро не боец, хотя и пытался отмахиваться кинжалом, а мне против четверых было не выстоять. Хотя не могу сказать, что я не пытался, и даже не совсем чтобы безуспешно – пока пару раз копьём не достали.
Мы ждали смерти, но у орков, как оказалось, были иные планы. Нас связали и потащили с собой. Меня даже перевязали и время от времени – когда начинал терять сознание, а волочь на себе им было лень – поили каким-то мерзким, но эффективным зельем. Когда хватало сил, я пытался ехидничать, надеясь вывести конвоиров из себя: или добьют, или потеряют бдительность, и тогда, как говорится, возможны варианты. Но приём не сработал, у них, похоже, был жёсткий приказ, не допускающий толкований.
Иленаро сокрушался, что втравил меня в беду, и тревожился за жену, боясь, что, не зная ничего о его судьбе, она совершит какую-нибудь непоправимую глупость. Он даже попытаться связаться с ней, хотя это было крайне рискованно. Мы уже поняли, что его осанвэ было ложным – морок, прорвавшийся сквозь все завесы – и о возможности подобного тоже следовало предупредить. Хотя предупреждать с помощью осанвэ о том, что осанвэ нельзя верить, довольно-таки глупо, но что нам ещё оставалось? Получилось или нет, мы не знали. Скорее нет, во всяком случае, ответа он не получил. Я тоже переживал за своих, но надеялся, что если не собственный разум, то хотя бы лорд Эгалмот удержит их от безумств. Разумеется, искать нас будут, и, конечно, по следам поймут, что случилось. Но я себя не обманывал: догнать и отбить нас не успеют, поэтому лучшее, что они смогут сделать, – это понадёжнее завалить шахту, через которую мы прошли, а заодно и все прочие, чтобы другие не повторяли нашей глупости.
Рассказывать об Ангбанде особого смысла нет: кто был – не забудет, кто не был – не поймёт, и слава Эру, что не поймёт. Мы боялись, что нас разлучат, но в этом месте любая надежда оборачивается извращением. Нас держали вместе – и пытали по очереди, напоказ. Я, как уже говорил, умею приглушать боль, но здесь слишком хорошо умели её причинять. Всё же я старался, когда приходил мой черёд, сдерживать крик, сколь хватало сил, оберегая товарища. У него не было и этой возможности, смотреть меня всё равно заставляли.
Молчать не было смысла, мы старались мешать правду с ложью так, чтобы выходило хоть немного правдоподобно. Я назвался лаиквенди, благо это было почти правдой, Иленаро, слишком явный нолдо, помянул про Третий Дом. Нас спрашивали о короле Тургоне – Иленаро отвечал, что знает его как среднего сына Нолофинве, а я заявлял, что у нас, лаиквенди, королей нет и не надо. Спрашивали, что мы делали в горах, мы твердили, что охотились, заблудились и вообще не ведали, где находимся. Лаиквенди, заблудившийся в лесу – бред, конечно, редкостный, ну да ничего умнее в голову не пришло. Нас спрашиваши, что это за охота такая, без лука – я говорил, что лук сломал. «А меч на охоте зачем? – Ну так мало ли какая крупная дичь подвернётся. – Какая это? – Вы вот, например». Ну и тому подобная чушь, лишь бы не молчать, потому что долго молчать всё равно не выйдет. А так – хоть что-то выгадаешь...
Не думаю, что они поверили хоть чему-то из этого бреда. По-моему, с какого-то момента они просто развлекались. Например, однажды меня заставили драться безоружным против двух вооружённых орков (мне почти удалось выдрать у одного из них клинок, да сил не хватило). Потом надумали отрезать пальцы – по одному... в общем, веселились как умели. В перерывах их начальник – судя по всему, кто-то из майяр, подручных Моргота – нас подлечивал, причём удовольствия от его лечения было не больше, чем от пыток.
В конце концов им то ли просто надоело, то ли решили, что с дурного эльфа хоть руды тачка – нас отправили в шахту. Вы когда-нибудь пробовали расковыривать рудную жилу одной рукой? Не пробуйте, вам не понравится.
Но именно здесь у нас появился шанс на спасение. Как-то следить за нами оставили орчонка-подростка, и мы подслушали обрывок разговора. «Да куда они отсюда денутся, тут только один выход», – сказал один из взрослых. А мелкий обиженно возразил: «Да тут полно ходов». «Это только для тебя, они не пролезут», – отмахнулся старший. Но когда знаешь, что искать – найдёшь непременно, а «не пролезут» осталось в прошлом, кормёжка там была… хм… скудная. Так что и нашли, и пролезли.
Сразу двинуться в сторону дома мы не рискнули, как ни хотелось поскорее вернуться и успокоить близких. Слишком уж просто нам удалось бежать, а про коварство Врага мы были наслышаны. Несколько месяцев бродили по лесам, иногда натыкаясь на брошенные деревни, в основном человеческие. В одной обнаружили недоразграбленную кузницу и с третьей попытки сумели отковать нечто, сошедшее за меч. Хотя орки были правы: с мечом охотиться крайне неудобно. Ну да синде в лесу голодным и без охоты не останется.
Наконец мы решили, что можем себе позволить вернуться домой. Вот только судьба была с нами не согласна. В горах кишели орки и пройти мимо них незаметно у нас не было ни единого шанса. Будь у нас маскировочные плащи – ещё имело бы смысл рискнуть, а так…
Теперь, когда мы были так близко от дома, тревога за родных вспыхнула с новой силой. В конце концов Иленаро всё же рискнул открыть разум, после нескольких попыток сумев связался со своим лордом и родичем Глорфиндейлом. Тот почему-то решил, что нас надо спасать, выспросил у Иленаро, где мы находимся, и, некоторое время спустя, явился туда. Как он выбирался из Долины, я так и не понял, зато понял, что нашумел он при этом изрядно, так что вернуться тем же путём было невозможно.
Сам я в осанвэ никогда не был силён, но во время сна фэа легче находит путь вовне, так что однажды мне удалось проникнуть в сон дочери. Первым делом я сказал ей главное: о ложном осанвэ и бродящих вокруг долины орках. И, конечно, о том, что за меня не надо беспокоиться, со мной всё в порядке. Во всяком случае, в данный момент.
– Если осанвэ может быть мороком, то как мне знать, что ты настоящий? – логично поинтересовалась моя умненькая дочка.
– И что для тебя будет доказательством?
– Скажи, что ты всё время говорил мне на тренировках?
Я усмехнулся. Вопрос был простой, но точно не из тех, что стали бы задавать при самом подробном допросе.
– Береги руку при нижних ударах.
Теперь она поверила. И тоже заговорила о самом для себя важном:
– Папа, ты благословляешь наш брак с Антайоном?
– Конечно, – кивнул я. – Ты же знаешь, я с самого начала был не против.
На этом сон прервался, но главное было уже сказано.
От Глорфиндейла мы узнали последние новости, а после стали решать, что делать дальше. Моё мнение было – жить как жили и ждать развития событий, тем более, что в Гондолине обсуждалась идея покинуть город, пока он не стал из убежища ловушкой. В крайнем случае, мы могли бы отправиться в одно из уцелевших поселений или к кому-то из оставшихся в живых лордов нолдо. Но Иленаро и Глорфиндейл слишком переживали за Нарнис, которая приходилась женой первому и сестрой второму и, по словам лорда, в буквальном смысле сходила с ума от тревоги за мужа. Так что они решили предпринять ещё одну попытку пробраться в город. Разумные доводы – вроде того, что их гибель вряд ли будет для бедной женщины более радостна, чем их отсутствие – воздействия не оказали. В конце концов, мы разделились. Если бы предстояло прорываться с боем – я бы пошёл с ними, но коли задача стояла пробраться тайно, у двоих шансов было всё же больше. Хотя в их успех я не верил совершенно и, видимо, оказался прав. Во всяком случае, как я потом узнал, в Гондолине они так и не появились.
Я же обосновался в Нан-Тартрене, неподалёку от Гавани, недавно возникшего в устье Сириона города. И однажды встретил там девушку, в которой с удивлением и радостью узнал среднюю дочь Эгалмота, Эланор, ушедшую когда-то с кораблями искать путей на Запад. Вести провале этой экспедиции уже доходили до нас, и я был счастлив узнать, что Эланор оказалась в числе немногих уцелевших.
Эланор тоже была рада видеть старого знакомого. Она обосновалась в Гавани и часто звала меня перебраться туда. Но я не соглашался: во-первых, кому нужен однорукий кузнец или каменщик, а во-вторых, я не был уверен, что во мне не притаилась иная Тьма, кроме горьких воспоминаний. Сила Врага велика, а коварство известно… я не хотел стать причиной беды, пусть и вопреки собственной воле. А может, это было всего лишь оправданием, а на деле мне просто легче дышалось в лесу после столетий городской жизни? Ещё я пытался узнать что-то о судьбе мамы Антайона, моей теперь уже дважды свояченицы, но не преуспел. Хотя и надеялся, что она жива.
Скучая по родным, я всё же благословлял Судьбу за то, что они благополучны и в безопасности. Если бы я знал тогда, как ошибаюсь!
Эланор нередко навещала меня, помогая управляться с хозяйством и уговаривая перебраться к ней в город. Так было и в тот день. Мы беседовали, сидя на пороге хижины, когда изменившиеся голоса птиц оповестили о появлении чужаков, а вскоре к ним добавился тот шум, что неизбежно производят множество путников. Опасности не было: если бы приближались слуги Врага, птицы кричали бы иначе, так что мы поспешили навстречу нежданным гостям. И были ошеломлены, увидев знакомые лица.
Из первых, беспорядочных, фраз, мы поняли одно: Гондолина больше нет. Уже после нам рассказали о предательстве лорда Маэглина, о том, что ворота города были сожжены драконом, государь Тургон погиб, как и многие другие, а прочим удалось уйти через подземный ход, втайне подготовленный человеком Туором, которого избрала в мужья принцесса Идриль. А в те минуты мы искали взглядом родных – и холодели, не находя. Потом я заметил исхудалую, измученную сестру, Антайона в изодранной, хранящий следы крови, одежде, которого теперь никто не назвал бы юным – и прежде их слов понял, что остальных не увижу…
После Антайон каялся, что не смог уберечь Тириндель и молил о прощении. Но в чём я мог его упрекнуть? Опасность она встретила с луком в руках, и иначе быть не могло. Прикрывая лорда Эгалмота, пытавшегося вытащить государя, она попала под удар драконьего пламени, и если что и могло смягчить для меня боль, так лишь мысль, что быстрая смерть и огненное «погребение» – не худшая участь, которая могла бы ждать эльфийку в этом бою. Антайон же, присягнувший Туору, оказался в другой части города, и его, раненого, вытащили через подземный ход. А и будь он рядом – чем бы мог ей помочь? Разве что сгореть за компанию.
Стараясь отвлечься от мыслей о том, чего уже нельзя было изменить, я пригласил под крышу самых измученных из беглецов и предложил им подкрепиться моими, увы, скромными, припасами. Хотел было попросить Эланор помочь – и увидел её, стоящую на коленях над мёртвым телом отца.
Потом мне рассказали, что Эгалмот погиб уже во время отступления, оплатив своей жизнью уничтожение балрога. Верно, начатые когда-то эксперименты оказались успешны, он сумел сразить огненную тварь, но никакая защита не бывает идеальной... Принцесса Идриль, возглавившая народ после гибели отца, приказала унести тело Эгалмота, чтобы, когда будет на то возможность, похоронить достойно, оказав в его лице почести и тем, чьи тела остались в добычу оркам и воронам. Теперь этот час настал. И пусть не вино, а лишь вода плескалась в круговой чаше, и единственной роскошью стало королевское знамя, которым укрыла Идриль тело погибшего, но разве искренние слёзы не дороже алмазов? Мне вдруг вспомнился Иленаро, певший когда-то в память о погибших в Битве Бессчётных слёз, и горькие мысли обрели ритм, сложившись строками неспетой песни:
Мы – искры вечного костра.
Кому гореть? Кому угаснуть?
Казалось мне ещё вчера,
Что ваше небо будет ясным,
Что если оборвётся путь,
То только на моей дороге,
А ваш – куда ни повернуть –
Вам ляжет бархатом под ноги.
А нынче довелось стоять
Мне над могилой тех, кто дорог...
И не сорвёшь Судьбы печать.
И не отменишь приговора!
Как ни тверди, что не дано
Проникнуть в будущее взглядом,
Сегодня в сердце лишь одно:
Я должен был быть с вами рядом!
Должен был бы, да… но свершившегося уже не изменишь и остаётся лишь жить дальше и хранить в памяти об ушедших не горечь, но – свет.
После похорон я подошёл к леди Тиннэль. Юная Анориэль обрадовалась, увидев меня живым, и эта радость чуть-чуть облегчила мою боль. На поясе девы я заметил кинжал – тот самый, что мы когда-то начинали делать вместе. Как же давно это было! Словно в другой жизни.
Не тратя слов на ненужные соболезнования, я просил у леди позволения как прежде быть верным её Дома. «Больше нет Домов», – сказала она печально. «Разве это важно?» – возразил я. Я потерял дочь, думал я, а дети моего лорда потеряли отца и почему бы нам не попытаться восполнить друг другу потери – настолько, насколько это вообще возможно? Говорить об этом я не стал, впрочем, Тиннэль и так больше не возражала.
… А потом я задремал прямо на траве возле дома, и в мой сон вошла Тириндэль. Точно такая, какой я её помнил, ничуть не изменившаяся за прошедшие годы – да и с чего бы? Печальная это была встреча – она что-то говорила, но я не слышал, я сам что-то говорил, кажется, просил прощения, но она тоже не слышала меня из своей неведомой дали… потом она исчезла, а я подумал, что, наверное, она скоро увидит свою маму и красоты Валинора, о которых мы так много слышали от нолдор…
Но вышло иначе.
P.S. Это ещё не конец - дальше будет дальнейшая история нашей семьи по мотивам постигрового "семейного" доигрыша. Когда-нибудь я его непременно напишу!
Очередной недофанфик
Не прошло и три года, а всего-то два месяца, и вот автор-слоупок таки дописал отчёт с Гондолинки. Правда, как всегда получился скорее фанфик, но я честно старался придерживаться таймлайна
читать дальше
P.S. Это ещё не конец - дальше будет дальнейшая история нашей семьи по мотивам постигрового "семейного" доигрыша. Когда-нибудь я его непременно напишу!
читать дальше
P.S. Это ещё не конец - дальше будет дальнейшая история нашей семьи по мотивам постигрового "семейного" доигрыша. Когда-нибудь я его непременно напишу!